Останови для меня время
Харольд Курт
Я помню отрывок из стихотворения Никанора Парра. Я не уверен, читал ли кто-нибудь это мне или, может быть, я читал это в какой-то из дедушкиных книг. Мой дед, как я его называл, был прилежным читателем; он поглощал книги, а также вкусные блюда, почти всегда сопровождаемые изысканным вином. Он читал мне много стихов, особенно когда я болел. «Послушай вот это», — говорил он и читал мне одно из них в юмористическом тоне. Он знал, как поднять мне настроение.
В отрывке этого стихотворения говорилось следующее:
«[...] Я встретил ее в своем городе (из моего города
осталась лишь горстка пепла)
но я никогда не видел для нее другой судьбы
чем судьба грустной и задумчивой молодой женщины [...] »
Эти стихи напоминают мне о Виолетте, девочке, которую я встретил, когда мне было четырнадцать, а ей двенадцать. Однажды днем я вышел почитать книгу в парке в двух кварталах от моего дома. Сейчас парка больше нет; вместо него построили перекресток, а посередине поставили заправку, но в то время это было очень красивое место, полное травы, деревьев, а также были несколько качелей, окрашенных в разные цвета. Я качался на желтой, она была моей любимой, а она меньше всего скрипела. Напротив качелей было несколько деревьев с дикими яблоками, и я съел одно в тот день.
Я сел на качели, немного покачиваясь (потому что раскачиваться самому было очень трудно), читая книгу Марка Твена. Это была книга очень забавных историй, которую мне подарил дед. Книга мне очень нравилась, и я ее перечитал несколько раз. Когда я был на полпути чтения "Часов", появилась Виолета, одна и улыбающаяся. Я помню ее в этом маленьком красном платье, черных туфлях, белых гольфах и с длинными волосами, перевязанными лентой. Она села на синие качели, которые были рядом со мной, и начала раскачиваться. Она сразу же привлекло мое внимание. С несравненной грацией она сгибала ноги в коленях, и я не знаю, как, сильно, но грациозно, она выбрасывала ноги вперед, чтобы раскачиваться с невероятной легкостью. Всего за пять движений она начала раскачиваться из стороны в сторону, набирая все большую скорость и высоту. Это было замечательно. Если бы вы видели это, то подумали бы так же; казалось, что ей движет какая-то богиня ветра.
Через мгновение, когда она, казалось, погрузилась в собственные мысли, она склонила голову набок и спросила меня, что я читаю. Я ответил, и она попросила меня прочитать рассказ, зная, что он короткий. Я перечитывал его, пока она качалась. Время от времени она смеялась над каждым случаем, который слышала, и в какой-то момент мы оба засмеялись. Звук нашего смеха смешался со скрипом качелей. Лучи солнца, пересекавшие деревья, освещали ее улыбку, а позади нее несколько желтых гераней контрастировали с цветом ее волос.
Внезапно она остановила качели. «Думаешь, возможно остановить время?» — спросила она. Я был озадачен и сомневался. Кто может знать, ответил я, и почему ты хочешь остановить время? Она была задумчива и грустна. «Я хотела бы, чтобы этот момент был вечным», — сказала она мне.
Почему-то ее слова привели меня в странное состояние. Мне казалось, что время действительно остановилось. Она была спокойна, положив голову на цепь качелей, ее лицо освещали солнечные лучи и желтые герани позади нее. Я даже почувствовал, что богиня ветра замерла.
«Ты знаешь дверь гномов?» — сказала, как будто выходя из транса, из которого вывела и меня. Я сказал ей нет. Она спрыгнула с качелей и побежала. — Ну же, следуй за мной, — крикнула она.
Пройдя через кусты, мы подошли к дереву, самому огромному дереву в этом месте. «Ему должно быть около двухсот лет», — сказал я ей. — Гораздо больше, — ответила она.
Внизу ствола был небольшой грот, и она мне его указала. “Вот она”, — сказала она мне, — отсюда выходят гномы». Я подошел поближе, чтобы посмотреть. “— Я так не думаю, я ничего не вижу”, — сказал я. Она улыбнулась. «Гномы появляются только тогда, когда ты в них веришь, понимаешь?»
Мой дядя сказал мне, продолжала она, что много лет назад люди приходили бросать в грот монетки на удачу и загадывать желание. Она начала искать. «СМОТРИ, — закричала она, — я нашла одну, если хочешь, поймай меня». Она побежала по дорожке, и я последовал за ней. Охх, она быстро бегала. Мы прибежали на лужайку и, поддавшись весу своего тела, она упала на траву отдохнуть, и я сделал то же самое, рядом с ней, скрестив пальцы под шеей и глядя на верхушки деревьев. “Я тебя догнал”, — сказал я, — дай мне монету». — Я ее уронила, — ответила она со смехом. — Неправда, дай мне! “— У меня ее нет”, — сказала она. Она меня щекотала, я ее тоже, и мы смеялись и играли, и в какое-то мгновение мы оказались очень близко, глядя друг другу в глаза. Из ее зрачков и, конечно же, из моих тоже исходил странный огонек. Какое-то электричество соединило нас за секунду, как искра, коснувшаяся нас обоих, и, хотя это длилось всего мгновение, я чувствовал, что это длилось несколько минут. Я чувствовал, что время остановилось.
Она пришла в себя и снова легла на траву. Она смотрела в небо, и над нами пролетели несколько черных дроздов. Потом я увидел, как из ее носа вытекла капля крови. «Эй, ты в порядке? У тебя кровь из носа». Она тут же встала и приложила платок к носу. “Не волнуйся”, — сказала она мне, — так всегда бывает». Я проводил ее до дома, и, хотя она предупредила меня, что происходящее с ней нормально, я продолжал беспокоиться. Вернувшись домой, я рассказала маме, и она успокоила меня, сказав, что это бывает при простудных заболеваниях.
Я снова увиделся с Виолеттой в парке. У нас были каникулы, и нам не о чем было беспокоиться. Через несколько дней я познакомился с ее родителями. Иногда мы пили чай у нее дома, что было лучше, чем бродить по улицам. Мать Виолетты звали Леонор, и она пекла вкусные блинчики с мясом. Виолета была счастлива, но иногда становилась меланхоличной и грустной. Дважды я видел, как у него из носа шла кровь. Однажды я спросил миссис Леонор, что не так с Виолеттой, и она расплакалась, сдерживая слезы. Я не хотел больше спрашивать. Мой дед умер за год до этого. Он многое знал, может быть, и помог бы, хоть советом, моему старшему брату он давал советы, особенно когда у него была первая девушка.
Однажды Виолета пришла в парк с мамой и та дала ей сумку с бутербродами. Мама пошла по магазинам, и мы нашли хорошее место, чтобы посидеть и поесть. «Как ты думаешь, где есть часы, которые останавливают время?» — спросила она меня, откусывая от бутерброда. «Ты все еще хочешь его остановить?» — спросил я ее, и она посмотрела мне в глаза: «Я хочу, чтобы это мгновение остановилось, чтобы оно никогда не потерялось, и чтобы жизнь никогда не остановилась». Мне было грустно, я чувствовал, что она говорит это из глубины души, и в то же время понимал, что у нее не простая простуда.
В прошлый раз, когда мы ходили в парк, она сунула руку в дверь гномов в поисках монеты, а потом я сунул туда свою. Когда мы их вынули, наши пальцы были переплетены, а в руках была монета. Весь день мы не переставали держаться за руки, а рядом с дверью гномов вырезали свои инициалы. Дед сказал мне, что он сделал что-то подобное с бабушкой. Я представлял, что мы с Виолеттой состаримся вместе в хорошем доме, а собака, тоже старая, будет спать в саду. В этих рассказах о стариках, я не знаю, почему люди всегда представляют собаку, канарейку или попугая в углу дома. Это показывают в кино. Может быть, я увидел фильм и подумал об этом.
Через несколько дней Виолета больше не появлялась в парке. Я позвонил ей на домашний телефон, и она ответила: «Найди часы, которые останавливают время, часы, которые останавливают время для меня». Я закашлялся. Я пошел к ней в ее дом. В первый раз она встала и приняла меня в гостиной, но потом уже не могла и оставалась в постели. Она была бледна. Следующие дни мы пили чай в ее комнате, а ее мать продолжала готовить вкусные пирожные и блинчики с мясом.
Однажды зазвонил телефон, и моя мама ответила. Она сообщил мне новости. Я отказался идти на похороны, но родители настояли и отвезли меня. В тот день я не плакал, но плакал по ночам, и так продолжалось много недель. Через два дня после смерти Виолетты мне позвонила ее мать, она что-то для меня оставила. Это была маленькая коробочка, которую я взял с собой и открыл у двери гномов. В ней было письмо, которое у меня до сих пор хранится, и монета внутри, монета, которую мы вместе нашли. Тот день, который я никогда не забуду, когда мы не разжимали рук и бежали, и мы увидели небо, и мы подарили друг другу наш первый поцелуй, и желтые герани контрастировали с милым лицом Виолетты.
Вот что случилось тем летом. И вот, когда я заканчиваю рассказывать вам эту историю, на ум пришли последние строки стихотворения Никанора Парра:
«[...] Однако бывает, однако,
что и по сей день все еще поражает меня,
этот необычный и уникальный пример
умереть с твоим именем в зрачках[...]
Сегодня синий весенний день
Я думаю, что умру от поэзии
той знаменитой меланхоличной молодой женщины
Я даже не помню ее имени.
Я знаю только то, что произошло в этом мире
как сбежавший голубь:
Я забыл ее, не желая, медленно,
как и все в жизни
Умереть с твоим именем в зрачках... Ее мать сказала мне, что она спросила обо мне перед смертью. В отличие от стихотворения, я ее не забыл и никогда не забуду, обещаю, сидя здесь, на этой скамейке, возле заправки, пишу эти строки, здесь, где раньше была дверь гномов. Виолетта, где бы ты ни была, ты знаешь, что это так. Я хотел бы вернуть каждый час и минуту того дня, когда я впервые увидел ее. Я не нашел для нее часов, останавливающих время, и могу даже поклясться, что искал их, но в этих строчках я остановил мгновения. Каким-то образом я сделал для тебя машину времени, Виолета.
День яркий, солнечные лучи освещают это место, и я не знаю, почему мне кажется, что я слышу скрип качелей, счастливое смех и сладкий голос, произносящий мое имя.
Конец